Автоматоны, кровать-качели и другие эротические забавы 18 века

3 лет назад 375

Из девятнадцатого века прошедший восемнадцатый как только ни называли. Одни — веком разума. Другие — веком разврата. Третьи вспоминали парики и работорговлю. Четвертые — императриц. Все это было чистой правдой. Особенно разврат.

Век открытий и свободы нравов

Для России восемнадцатый век начался с Петра I и закончился Екатериной Великой. Ломоносов дошел с рыбным обозом до Москвы, основал физическую химию, открыл атмосферу на Венере, организовал первые научные экспедиции по России и вложился в развитие литературного русского языка (каковой, говоря честно, представлялся многим невозможным — так что писать считалось лучше на немецком или французском).

Александр Карамышев впервые опубликовал обширный обзор российских растений. Екатерина Дашкова отстояла необходимость буквы е и вдохновила поборников литературного русского ею пользоваться.

А в Европе Жан-Пьер Бланшар облетел Париж на воздушном шаре, слабослышащий самоучка Гийом Амонтон открыл закон физики, названный его именем, и температуру кипения воды, Лаура Басси добилась изучения законов Ньютона в старейших университетах Италии, и Сен-Жермен, Калиостро и Казанова разъезжали по городам и странам, зарабатывая на доверии и болтая о магии.

Путешествия вообще стали чуть ли не обычным делом, и славу науке Польши мог добывать урожденный испанец, а России — немец или британец. Шпионы переодевались в женщин, авантюристки — в мужчин, а императрица Елизавета давала балы, на которых такие переодевания были обязательны.

То был век, когда будущая императрица великой державы могла начать свою жизнь горничной у обычного пастора. Когда Франция вербовала поляков драться с Британией в Америке. Когда черное лицо в Европе никого не удивляло, а белое в Африке вызывало ужас: век работорговли и разнузданного грабежа дальних земель.

То был век, когда издавались книги для юношей о том, как, не смутив и ничем не обидев девушку, завоевать ее любовь, чтобы жениться (ну, а для чего еще). Жен наставляли хранить верность мужьям — или вступать в открытые браки, заводя себе второго мужа, пока муж заводит вторую жену. Нередко такие парочки по‑семейному вместе обедали, гуляли и обменивались подарками.

 

А еще то был век, когда порой дамы и господа непринужденно совокуплялись друг при друге после хорошего ужина. Особенным бесстыдством славился Петр I, который совершал это действие, не интересуясь мнением дамы (что даже в те давние времена считалось негалантным) и при людях, которых нельзя было назвать близкими друзьями.

Был также это век, когда дамы спокойно переодевались при родственниках и друзьях во время болтовни в будуаре — и это не значило ничего такого.

Кузен подвязывал повязки на чулки кузине, не пытаясь ее домогаться; гости обсуждали с хозяйкой последние поэтические новости, разглядывая ее грудь с тем же прохладным интересом, с каким глядели до того на картины с нимфами в гостиной. Некоторые дамы не стеснялись даже восседать на стуле с горшком при давних знакомых.

Маскарад — не повод для знакомства

Еще в шекспировские времена вечера в масках подразумевали возможность согрешить неузнанным — перекинуться парой слов во время танца с незнакомкой или незнакомцем, чтобы позже уединиться в укромном местечке за портьерой, предаться любовным утехам и тут же расстаться, не спросив друг у друга имени.

В XVIII веке такие забавы достигли особого размаха. При иных дворах не требовалось даже масок для того, чтобы празднество плавно перешло от пьянки к блуду.

Иной раз, догнав хихикающую дамочку с веером, разгоряченный кавалер обнаруживал в костюме другого кавалера — но даже не считал это особой проблемой. Популярна была и такая забава, как получение удовольствия с двух сторон — когда под кавалером лежала дама, а позади кавалера пристраивался другой кавалер.

Праздники украшали и другими эротическими шутками. Так, Петр I мог подать на столы дамам и кавалерам пироги с особой начинкой.

Перед кавалерами из пирога вылезала хорошо сложенная лилипутка и артистично зачитывала что-нибудь из античной литературы. Перед дамами на другом столе вылезал «хорошо оснащенный» карлик и тоже с самым непринужденным видом что-нибудь изображал. Пироги, кстати, были съедобны и тут же подъедались гостями до крошек.

Впрочем, маскарады скрывали не только блуд. Изображая влюбленную парочку, без опаски встречались друг с другом шпионы, обмениваясь информацией (что порой не мешало им обмениваться и поцелуями — почему же нет?).

На маскарадах то и дело случались кулуарные убийства — порой замаскированные под несчастные случаи или естественное отравление. Цели у убийств бывали как политические, так и сугубо приземленные — например, устранялись неудобные соперники за наследство или конкуренты в бизнесе.

 

Для иных маскарад превращался в образ жизни. Шевалье д’Эон, один из самых успешных спецагентов Франции, был известен тем, что одинаково легко носил женские и мужские наряды, а в конце концов король указом предписал ему носить только женские (с правом, однако, ношения оружия и наград) и вообще назначил его женщиной.

В итоге д’Эон провел остаток жизни, изучая и проповедуя идеи феминизма — то ли почувствовал, каково быть женщиной постоянно, то ли надеялся в своем новом статусе получить однажды те же права, что были ему присущи от рождения.

В пожилом возрасте он также не смог оформить отношения с женщиной, в которой предполагают его неофициальную жену, — и она не получила права наследовать ему, когда он умер. Она даже не могла на правах жены запретить публично рассматривать его тело — весь Лондон сделал денежные ставки, был ли д’Эон переодетым мужчиной или разоблаченной женщиной, так что подтверждение пола произошло в присутствии определенного количества публики.

Веселые картинки, затейливые игрушки

В восемнадцатом веке фривольные картинки украшали все, что можно и нельзя украсить. И нет, речь не о нимфах и наядах с полотен — это было настолько же эротично, насколько сейчас — вездесущие девушки в купальниках. Так, немножко.

Большую популярность приобрели статуи с откровенно сексуализированным сюжетом (как правило, иллюстрации к древнегреческим мифам, где постоянно кто-то кого-то насиловал) — ими украшались парки чуть поодаль от главных аллей, там, где во время праздников летом дамы и кавалеры могли начать изображать преследуемых дриад и сатиров-преследователей.

В России эта забава была еще и не добровольной. «Сады наслаждений» богатые вельможи устраивали для своих гостей, заставляя бегать голыми крепостных красавиц (часто — по совместительству актрис). Часто освещать и указывать путь пьяным сатирам должны были дети несчастных женщин — такие же обнаженные «амурчики».

Игры в «античность» нередко бывали забавой в «гаремах». Да, в восемнадцатом веке из-за войны с Турцией европейцы плотно заинтересовались мусульманской культурой — и оказались очарованы идеей гаремов, о которых, впрочем, представления имели самые смутные.

 

Богатые вельможи заводили себе в домах «серали» из дочерей своих менее богатых и очень преданных приятелей. Такой гарем был, например, у князя Радзивилла. Через несколько лет игр с «султаном» девушка выходила замуж с щедрым приданым. Знаменитый Потемкин же вообще, не стесняясь, устроил себе гарем из собственных племянниц…

Очень часто в этих сералях стены были изображены фривольнейшими росписями — с анатомическими подробностями происходящего. Кроме того, будуары могли расписывать просто половыми органами.

По легенде, именно так выглядел будуар для приема любовников у Екатерины Великой. Фривольные рисунки часто оказывались на нижней стороне крышки табакерки или шкатулки для бумаг — при том, что снаружи помещался рисунок с теми же персонажами, но в самом невинном виде.

В силу популярности черных слуг одним из частых персонажей таких рисунков был чернокожий лакей, то совершающий различные действия со своей белой госпожой, то просто демонстрирующий ей готовый к бою фаллос. Как ни странно, чернокожие девушки встречались на таких рисунках редко.

Восемнадцатый век был одержим механизмами и автоматами. Табакерки играли музыку при открытии, из часов выходили потанцевать пастухи и пастушки, будущий великий драматург и спецагент Бомарше изобретал точнейший часовой механизм и приспосабливал его к крохотным женским наручным часикам.

Публике предъявляли автоматическую женщину, которая играла на настоящем клавесине, и кукольного мальчика, рисующего человеческий профиль или собаку — на что его заведут. Удивительно ли, что создавались и механизмы, изображающие совокупляющиеся парочки или дамочек, поднимающих подол юбки?

 

Популярны были и рисуночки с секретом. На первый взгляд они были абсолютно невинны — например, могли изображать отдыхающего на диване кавалера или стоящего возле садовой решетки солдата.

Но стоило вооружиться красным стеклышком — и сквозь него картинка преображалась. На ней проступала прорисованная четкими линиям дама, а у кавалера показывался напряженный фаллос, погруженный или готовый к погружению в эту даму. Такими картинками не только развлекали, но и тонко намекали гостье на глубокий к ней интерес.

Интим-шопы отдыхают

Приспособления, которыми пользовались женщины и мужчины для получения удовольствия, кажутся из двадцать первого века неоправданно затейливыми.

Так, в одном музее эротики хранится кресло Екатерины Великой, предназначенное исключительно для… самоудовлетворения при помощи щекотки перышками! В сиденье кресла находится длинная узкая прорезь, а под сиденьем — вращающееся при помощи особого механизма колеса. К этому колесу прикрепляли длинные пушистые перья, которые, проходя сквозь прорезь, щекотали даме в кресле промежность.

В другом кресле схожего назначения в отверстие в сиденье поднимался и опускался искусственный фаллос, а управлять механизмом сидящая в кресле дама (если оно предназначалось даме) могла, нажимая на педали. Руки освобождались для чего угодно.

Качели были популярны для эротических забав. Начиная от заглядывания качающейся даме под юбку — заканчивая огромными качелями-кроватью. Такая кровать должна была двигаться «вдоль», вторя фрикциям кавалера, и приносить головокружительные ощущения.

Кстати, самым лучшим кавалером считался… певец-кастрат. Итальянцы так ловко холостили мальчиков, что деньги зарабатывать могли даже те, кому пение не удавалось: они сохраняли половую функцию без возможности оплодотворения. И если на Востоке кастратами интересовались только мужчины, то в Европе они были любимцами женщин.

Первоисточник